Меня воспитывали при советской власти, а это значило детский сад, школа, спортивная секция, октябрята, пионеры, собрание совета дружины, если один виноват наказывают весь класс. Вне школы жизнь была схожей, чем бы ты не занимался, спортом-ли, рукоделием или просто хулиганил на во дворе. Все вокруг было колхозное, все вокруг мое. даже если в реальности это было не совсем так, в принципе общинность, так свойственная нам ватникам и экс-пионерам прослеживалась практически во всех аспектах жизни. Индивидуализм был чужд и враждебен, все мужчины в сером, женщины в кримплене и югославских сапогах-чулках. прощай молодость и ни шагу в сторону.
Индивидуализм стал просачиваться сквозь щели в коммунистической идеологией вместе с бездарными правителями, погрязшими в формализме в лучшем случае. Мечта о джинсах и кроссовках завладела умами расслабившегося строителя коммунизма. Так умирала общинность, а вместе с ней приходил дух чужой и ценности нетрадиционные.
С тех пор прошло несколько десятков лет и у нас в стране вырос новый человек. Он не хуже и не лучше, он другой. Возможно он даже в чем-то лучше, особенно если сравнить его с оставшимися в живых строителями коммунизма потерпевшими сокрушительное фиаско. О которых только ленивый сегодня не вытрет ноги. Можно представить каково на душе у людей всю жизнь отдавшим одной идее, пусть и не героям а обычным труженикам, очутившимся в одночасье в стране, которой их всю жизнь пугали и с которой они в меру своих сил и искренности боролись. Их обида, безнадега и желчность не знают границ. А как бы вы себя вели, если бы ваши собственные дети вытирали о вас ноги и презрительно пролетали мимо на фешенебельных автомобилях. Даже то немногое, что эти люди сумели сберечь и оставить в наследство своим детям, те ничтожные квартирки и замученные огородом садовые участки никому не нужны. Влучшем случае внуки сдадут их в рент а сами отправятся за просветлением в индонезию. Только представьте себе какой ад должен твориться в душах этих людей, чей единственный грех в том, что они делали то, что положено было делать в их время.
На смену им пришел человек экзистенциальный, вдумчивый и самоуглубленный. Он следит за своим здоровьем, он ищет нравственного пути, он не ограничен узкими рамками своего унылого колхоза с полуразвалившимися тракторами. Ему открыт весь мир, и он ездит по нему и в хвост и в гриву в поисках себя, себя и еще раз себя. Найдет ли? Трудно сказать, пока этим не пахнет, зато очевидно, что он потерял в своем желании обновления и нежелании жить «по-старому». Он потерял общее, совместное, объединяющее. Сможет ли он предложить что-то лучшее взамен? Я не знаю, но знаю, что вытирая ноги о свою историю и родителей ничего хорошего не найдешь.